День выдался теплый. Воздух свежий, вкусный, как родниковая вода, - не надышишься! А работа на улице еще и разгорячила ребят. Всем хотелось не только работать, но и бегать, драться шутя, орать во все горло, подшучивать друг над дружкой, проделывая уморительные трюки, хохотать, даже плясать и смешно кривляться под музыку, кто как мог.
И в то же время работа на субботнике выполнялась неплохо.
Вся эта весёлая кутерьма, перемешанная с солнцем и
свежестью осени, вызывала зависть у ребят с других
этажей. Все окна общежития были распахнуты. Ребята уселись на подоконники, самые озорные еще и ноги на улицу свесили, чтобы поболтать ими, держась на самом краю подоконника, а кто-то свесился вниз головой, больше, чем по пояс, рискуя вывалиться совсем.
- Пенкин! Смотри! Я падаю, лови!- неслось из одного окна.
- Ага, ты сперва мою мобилу верни, потом падай,- орали ему из другого окна.
- Эй, вы там, на субботнике! Плохо метете!
- Смечкин, метлу двумя руками держать надо, когда дрочишь
об нее!
Группа ребят сажала деревья поодаль, тоже периодически
надрываясь от хохота. Во время работы они рассказывали
анекдоты. Может быть, и не так уж смешно было, но хохотали
очень громко и старательно, заглушая всех.
- Во ржут, как мамонты бешеные!
- Мамонты не ржали, ботаник,- заорали из другого окна.
- Не пи…ди, Колян, без тебя знаю!
- Еще саженцев подвезли, вы так до ночи не закончите!
Вам помочь? – это из окна кричал Серега Игнатьев, сосед по
комнате Дениса Ветрова.
- Обойдемся! А вам че, еще не сказали? Послезавтра ваш курс будет тут горбатиться, попробуйте кто-нибудь не выйти, уроем сразу! – прокричал ему Чес так, чтоб все слышали эту угрозу и знали, что это касается всех.
Узнав о почине «бандитского этажа», директор лицея быстро смекнул, что почем, и задним числом «принял на работу дворника», а воспитателям каждого курса уже было передано распоряжение о выходе на субботник, закреплены дни, территория для уборки и высадки деревьев.
Чес и Бульбак работали как все, быстро, с огоньком.
Причиной такого трудового настроя было начало новой,
так сказать, честной жизни. Стоило отметить это «трудовым
подвигом во благо отечества», как говорил Бульбак.
Вот только Нигер был не в духе.
Бульбак внимательно следил за ним, и видел, что друга его что-то «колбасит не по-детски», с самого утра его что-то грызет.
Работал он метлой привычно, на полном автомате.
Отрешенный от всего, мрачный, никого не видящий и не слушающий, он был подавлен своими мыслями.
Бульбак это чувствовал и видел.
Даже на Марину Николаевну Нигер не смотрел, работал, повернувшись к ней спиной.
А Марина полностью сдала свои полномочия на время субботника Гайфунину, и с удовольствием работала на солнышке рядом с Женей Романовым и Пашей Кашинским. Она была такая же радостная, как и все. Среди мальчишеских голосов часто слышался ее счастливый смех.
Одета была в серенькую курточку-ветровку,
старенькие выцветшие джинсы. Копна белых волос завязана
в хвост, раздуваемый ветром.
Бульбак подумал, что в этой простой рабочей одежде она выглядит еще милее, женственней.
Окапывая деревце, он незаметно посматривал на «это чудо с копной волос», как он ее мысленно сейчас называл и думал:
«Какая же она нежная…Нежная и простая. Совсем девчушка.
Жаль, что не моя лапулька эта…А поиграл бы с ней «в люблю», если б Нигер ее не забил… И как это Нигеру не хочется смотреть на нее сейчас?
Я б смотрел, не отрываясь, если бы никто этого не видел!
Если бы никого не было,- только я и она,- я бы подошел сейчас и взял бы ее на руки, как тогда…»
Потом он увидел, как Марина нечаянно провалилась ногой в яму, вырытую для деревца. Неожиданно для себя Бульбак заволновался: что там ней?
Он было рванулся к ней, но увидел, как Женька с Пашкой помогают. Они загородили ее собой, но по общему их настроению, Бульбак понял, что с Мариной все порядке, и даже слышался ее смех.
Он увидел, как Нигер бросил метлу и зашел за угол общежития, пошел за ним.
Тот сидел на высоком придорожном бордюре,
уперся локтями в колени.
- Рассказывай, что с тобой? Не молчи, кому ты еще
скажешь, а мне можно,- сказал Бульбак, опустившись рядом на бордюр.- Давай будем думать вместе. Мы же решили, что всегда будем вместе, что бы ни случилось? Говори, Искандер.
- Ничего не случилось. Просто я видел сегодня кошмарный сон и не получается его забыть. Он меня бесит и выворачивает наизнанку
- Давай обсудим, пойдем, поднимемся в свою комнату, чтобы нам не мешали, - серьезно предложил Бульбак.
Нигер поднялся и пошел за Бульбаком.
- Рассказывай,- сказал Бульбак, когда они сидели вместе на одной койке, прижавшись нога к ноге.
- Я видел, как она с другим… А я на татами… Я там людей убиваю…Она с другим в постели ласкается, сучка, а я убиваю и убиваю, она трахается, и так ей хорошо трахаться, смачно так она дает ему и голосит, а я убиваю, мочу… Кругом кровь, а я озверел совсем, ничего не соображаю, только слышу и вижу ее, как-то вижу… Я весь в крови…Мне чужая кровь в нос и в рот попадает, дышать не могу…
Глаза у Искандера были в этот момент детскими, беззащитными, как будто его, как маленького, собираются наказать, и наказать несправедливо.
Он рассказывал, поглядывая в глаза другу, как будто спрашивая его:
«Разве я виноват ? Я не виноват, правда же?».
Было такое впечатление, что не он, а его убивали в этом сне,
а он никогда никого не убивал, и не помнит совсем, что сделал это еще вчера,- убил…Убил двух. И это он вчера впервые убивал, на самом деле замочил!
Подняв брови домиком у переносицы, выражая почти страдание, глубочайшее сопереживание, Бульбак слушал внимательно, одновременно четко продумывая свои доводы, которыми он быстро успокоит друга.
Но он понимал: важно, чтобы Искандер высказал всё.
Пусть привыкает, будучи закрытым от всех, всегда открываться ему, Бульбаку, полностью, весь, без утайки, без малейшего стыда, стеснения и хитрости.
Говоря о дружбе, и даже веря в эту дружбу, Бульбак, однако, ни на минуту не забывал, что перед ним – самый настоящий ниндзя, ниндзя высочайшего уровня, выпестованный столетиями, результат особого многолетнего труда Бен Чи – подарок ему, Бульбаку...
Любой богач в мире не поскупился бы выложить за этот живой раритет, огромные деньги. Любой бы захотел быть хозяином этого молоденького ниндзя, имеющего опыт тысячи лет, необыкновенные, уникальные знания и умения, бойца, считай, с возможностями без границ.
Бульбак часто задумывался о том, как, на самом деле,- если перевести это в деньги,- дорого стоит его ниндзя, который достался ему бесплатно.
Он старался не забывать о стоимости этого подарка судьбы, учился правильно обращаться с этой «своей драгоценностью».
И он понимал, например, что специально развитая для боя особенная чувствительность Нигера, может в обыденной жизни быть его уязвимым местом.
- Мне мамка говорила, - с улыбкой сказал Бульбак,- что если весь сон кому-то рассказать, то он точно не сбудется. А если б не рассказал мне, всяко могло бы быть. Поэтому ты и мучился, а теперь- всё. Забудь.
Он ласковым движением обхватил Нигера за шею и прижал свой лоб к его лбу. Нигер уже давно не дергался в сторону от прикосновения Бульбака. Он знал, что надо расслабиться и доверить себя ему. Руки друга казались ему очень хорошими, они ловко успокаивали, если он нервничал.
Случалось, когда Нигеру долго не спалось ночью, Бульбак подходил к нему и спрашивал шёпотом, чтобы не разбудить Чеса:
- Ну, чего ты не спишь, Искандер? О чем думаешь?
Нигер отвечал тоже шёпотом, говорил. Дед приучал его больше молчать, а Бульбак уже приучил его говорить, но только ему, Бульбаку, и всегда откровенно.
Бульбак брал своей рукой в горсть его кудряшки или клал руку на лоб, чтобы убедиться, что у Нигера нет температуры.
Этому Бульбак научился у своей матери.
А Нигер ведь, насколько себя помнил, воспитывался у деда.
Тренировал его дед, можно сказать, постоянно, правда, в щадящем режиме, бережно, чтоб не нанести вреда организму внука. Но никогда ни одного ласкового слова от деда он не слышал, даже взгляда ласкового не видел. Дед общался с ним, как со взрослым.
Искандер даже не представлял себе, как это его, когда он был маленький, тоже погладили бы по голове, как других детей ласкают...
Бывало, что он сморел, как родители гладят и прижимают своих детей к себе с нежностью и любовью. Но он ничего такого не хотел для себя, осознавая, что он был другим, взрослее, сильнее, и ему никакой ласки не нужно.
Просто ему было интересно посмотреть на это.
Но теперь, когда Бульбак так ласково прикасался к нему, он сразу же расслаблялся от удовольствия, ему было так приятно, что он не мог сдержать улыбку.
И в этот раз он улыбался так по-детки своими полными губами, когда Бульбак потерся об его лоб своим лбом и сказал что-то смешное и непонятное:
- Бушки-бушки,- как бы бодая Нигера своим лбом и смеясь.
От удовольствия Нигер широко раскрыл рот и беззвучно засмеялся. Со стороны такая детская реакция казалась бы ненормальной, нелепой, смешной.
« Действительно, как малыш… И настроение у него меняется так быстро, как у маленького. А ведь он - машина смерти, если разобраться»,-думал Бульбак, с интересом наблюдая друга.
- Успокоился? Молодца. А теперь рассказывай еще, только уже без истерики. Это же не вправду было, а всего лишь сон. Мы с тобой вместе подумаем над ним.
Нигер погрузился в воспоминания, вытаскивая из памяти фрагменты, детали этого сна
Во сне Нигер хорошо знал, кто это был с Мариной. Знакомый парень… Но когда проснулся – не мог вспомнить его вспомнить.
- Волосы светлые? – перебил Бульбак.
- Да, он светлый.
- Дэн?
- Не знаю, не помню...
-Рост? Можешь вспомнить рост?
- Да, рост большой, заметно было…Он белый- белый, как Денька Ветров, и правда, может быть он...
Бульбак уловил, что Нигер сильно забеспокоился. Замолчал. Бульбак взял его руку и положил ее в две свои руки.
Нигер продолжал рассказывать.
Марина была с тем парнем не просто так!
Она любила…Сильно! Нигер чувствовал ее любовь к этому человеку.
Ее пяточки, коленки, ручки, локотки и даже ее густые белые волосы, - все было заполнено ее огромной, такой сильной любовью к этому парню, - все тело, все существо Марины. Она его ЛЮБИЛА!!!
И как она наслаждалась, когда он целовал ее груди. Она смеялась, дергалась, что –то ему говорила, металась по кровати, взволнованно смеясь, уползала от него и пряталась с головой под одеяло.
А он находил ее одним движением, сбрасывал одеяло, и целовал все ее обнаженное тело.
Для них это была беспредельная вечная весна…
Эта белая женщина была на самой вершине блаженства и счастья.
Ее любовь рвала Нигера на куски.
Нигер дрожал от сумасшедшей боли, которая, казалось, была несовместима с жизнью.
А она, Марина, смеялась, изгибалась вся, извивалась от поцелуев беловолосого парня.
С какой нежностью она ласкала его волосы! Поднимала его голову, любуясь лицом и лаская губами его глаза и брови.
Лицо у парня было красивым.
И Нигер еще подумал, что это лицо по-настоящему красивое, а не такое круглое, скуластое, черное, узкоглазое, как у него, Нигера.
Она вся светилась от наслаждения. Каждое малейшее движение ее пальчиков, губ, беленьких ручек , ножек ее все выражало ее любовь…
Она чувствовала то, что чувствовал бы он, Нигер, если бы он мог обладать ею! Но она, вся-вся, принадлежала другому.
Дальше – только боль, дикая боль, боль, боль… Ничего не было, кроме боли…Даже Марины уже не было с ее любовником.
Боль выжгла абсолютно все. И тихий хрипловатый голос в этом
сне говорил перед боем:
- Они мертвецы. Я взял их потому, что сильных моих бойцов угробили бы тоже. А этих хоть не жалко. Они ничего не стоят.
У меня ведь нет ни одного бойца, кто бы мог хоть минуту
выстоять против таких сильных боевых псов.
Но ты..Ты победишь, я знаю. Здесь никому и не снилась твоя
прыжковая техника. И приемы твои здесь не знают, - человек с хриплым голосом засмеялся.
- А они их и не увидят никто, эти приемы твои,- продолжал этот сухой смеющийся прокуренный голос. Такая скорость - за пределами человеческих возможностей, которые нам известны.
Победишь, и мы заработаем с тобой кучу денег. За этот бой с псами много дают, но никто не выходит против них.
Голос пропадал и возникал снова из темноты:
- Но помни, это бой только твой, ты один - против трех. А эти,
двое с тобой - мертвые, их в учет не бери, они не продержатся трех секунд, покойники, но пусть три секунды внимание на себя
потянут, а тебе и хватит, - довольно хихикал хриплый голос.
В машине они сидели рядом, все три бойца одной команды - Нигер и эти двое «мертвецов», которые не знали своей участи, и
отведенных им всего лишь трех секунд жизни на боевой площадке. У них было хорошее бойцовское настроение, они были горды тем, что именно их выбрали для боя
с легендарными Боевыми псами.
Все ставки были сделаны на «псов», кроме хозяина Нигера. Он был абсолютно уверен, что этим «псам» пришел конец.
Бой продолжался ровно 5 секунд, потому что Нигер не мог позволить «псам» оставаться в живых ни секундой дольше.
Он пожалел этих «мертвых» из своей команды.
Ведь любая секунда на ринге с Псами грозила им смертью или увечьем. С устрашающим шипением Нигер летал по рингу, едва уловимый человеческим глазом.
Если бы можно было этих неумелых парней из его команды заставить отойти в сторону, чтоб они не мешали ему!
Но они оба отважно лезли вперед, к «псам», стараясь отвлечь их внимание от Нигера, «помогать»...
Дать бы им по одному легкому избирательному удару пальцами, отбивающему сознание на короткое время.
Но если бы Нигер бил по своим, бой прекратили бы сразу.
Первым свалился самый сильный и опасный «пёс», громко скуля, и, правда, по-собачьи, завывая перед смертью.
Стремительный прыжок – и публика резко притихла. В этой тишине слышалось только одновременное падение двух тел...
Бой кончен, Нигер расслабился и почти проснулся.
Но сразу же попал к Марине в комнату.
Ласки там у них уже кончились.
Видно было, что теперь это уже последние, самые горячие и
сладкие для них движения слипшихся тел.
А у Нигера, казалось, умирало сердце.
Он слышал голос Марины, ее взволнованное дыхание рывками, отвечающее на каждый резкий толчок внутрь ее тела.
Он видел ее нежные беленькие ножки, обнимающие этого парня. С тоской умирающего, он видел маленькие розовые пяточки, как они нежно скользили по телу любовника.
Видел ее разметавшиеся по подушки волосы, закрытые глаза и губы, блаженно расслабленные в забытой улыбке.
Ему точно казалось, что он умирает, он был согласен умирать, раз его для нее не существует...
Нигер хотел, собрав последние силы, одним резким движением отогнуть голову этого парня назад, так, чтоб этот счастливый любовник ее даже захрипеть не успел, чтоб его тело навек потеряло все и упало бездыханным мешком!
Но он не смог этого сделать! Потому что сам Нигер в этом сне был очень далеко.
Он был тут же, рядом, чтобы видеть эту убивающую его сцену.
И в то же время он был страшно далеко от этих двух людей. Он просто не мог дотянуться, чтобы достать этого парня и убить…
УУУУУУБИИИТЬ!!!...
С протяжным болезненным звериным воем он сделал самый стремительный, свой коронный прыжок на татами.
Его противником в этот раз был самый настоящий негр, человек огромного роста. Это был уже другой бой Свалив этого черного богатыря, Искандер не пощадил его, а яростно, с наслаждением ломал ему позвоночник…
И вот опять новый бой, сменился противник.
Искандер слышит, как неистово бушует публика, приветствуя его, Нигера, своего любимчика.
Как они яростно хлопают при его появлении на татами, орут, что есть мочи, свистят, визжат, они скандируют:
-Чёр-ный-Маль-чик!!!Чёрный Мальчик!!!!-несется воплем по залу и Нигер помнит, что это его бойцовское имя. Это так публика, захлебываясь от своей дикой уродливой влюбленности в него, вызывает своего грозного и беспощадного любимчика...
Они просят у него дикого зрелища страшной смерти.
Им недостаточно в жизни видеть людей, умирающих от болезней и старости. Хотят увидеть молодую смерть и молодую кровь здорового человека.
Здесь и сейчас! Немедленно и пострашней!
За это зрелище они платят бешеные деньги.
Никакое кино их не ублажит. Они требуют живой смерти, настоящей.
Бой продолжается секунды. Резко падает обмякшее тело противника.
А в судорожно сжатой руке Нигера окровавленный пищевод этого человека.
Невозможно разжать руку, чтобы бросить эту теплую гадость … И Нигер никак не может разжать свои зубы, звериный оскал!...
Татами в крови. Прибывает много крови, и она не стекает никуда, а вся собирается к ногам Нигера.
Эта чужая кровь липко, щекотно взбирается по ногам, лезет по телу, уходит под кожу…
И у воздуха вкус человеческой крови.
Он становится гуще, кровь забивает горло, хочется откашляться, вырвать, сблевать весь этот ужас, чтобы как –то освободиться!...
Нигер проснулся, сорвался с кровати и побежал в туалет.
После рвоты ему стало легче.
Утро давно уже сменилось днем.
И в окна светило такое обыкновенное солнце…
И в окна смотрело такое уютное небо!
А там облака...
Потный, измученный, он посидел немного в туалете.
Вспомнил, что перед сном они много пили, мешали Шампанское с водкой, и очень много ели на радостях.
- Ну чё, нормальный сон, если учесть, что тебя с детства обучали искусству убивать… И вот ты замочил вчера двух человек, - говорил Бульбак.
- Хотя и пьянка наша перед сном сказала свое слово в этом сне, - продолжал он.- Дураки мы, режим надо соблюдать всегда. И на ночь не жрать, водку с пивом и шампанским не мешать.
Бульбак встал с кровати и мерно ходил по комнате перед глазами друга, рассуждая.
Теперь Нигер водил за ним глазами, внимательно слушая, что
скажет Бульбак, очень почитаемый им за ум.
- А не надо тебе, Искандер, этот сон забывать.
Я лично против мокроты, но уж, что сделано – то сделано.
Потерпи теперь, пройдет. Конечно, оно подействовало... А как ты хотел? Деньги даром не даются, да еще такие большие. Но мы завязали, все, Нигер, перетерпи, а уж больше такого не будет, надеюсь. Разве что по самой крайне необходимости.
Бульбак остановился, посмотрел на друга вопросительно, Нигер кивнул головой в знак согласия.
- С этим, значит все ясно. Но у тебя всегда будет соблазн показаться на публике, и ввести ее в транс. «Черный мальчик»,- усмехнулся Бульбак.- Смотри-ка, даже бойцовское имя уже выскочило наперед для поединков... Это же ты во сне увидел сильный зов твоих возможных устрашающих побед на татами, рев одуревшей публики- это все зов туда, на татами! Потому что ты очень- очень сильный, и тебе подсознательно хочется это показать публично.Тем более, что ты говорил, в бою чувствуешь в себе деда живого. Это соблазн, друг мой, прячется в тебе. А ревность- предлог.
- Нет.
- Что « нет»? Я знаю, что настоящий ниндзя, «воин ночи», предпочитает оставаться в тени, как твой дед. Но существует игра. В настоящий бой и настоящую смерь! Азартная очень эа игра. И деньги на кону большие.
Представится возможность показать свое искусство.
Я тоже знаю, что ты победишь в состязаниях, я так же абсолютно уверен, как твой хриплый хозяйчик в этом сне…
Ну, вот потому тебе надо помнить этот сон. Победил? Приятно быть победителем на ринге?
- Нет!
- Вот и помни этот вкус крови! Нам не нужен концерт, мы не будем развлекать публику! Жить будем нормальной жизнью и будем заниматься бизнесом, и будем им заниматься честно теперь, насколько это вообще возможно. В бизнесе тоже свои драки, но это-другое! А насчет бабы… Баба она и есть баба, дурра, какой с нее спрос. Ну, а если ты хочешь на нее молиться, так вот и получай по полной. Вот что значит твой сон. Не смей никогда и мысли допускать, что ты будешь работать на публику! Или что ты когда-нибудь будешь у бабы под каблуком и позволишь ей пожирать свою душу!!! Понял меня?
Бульбак опять сел на кровати рядом с другом, обняв его за плечи и глядя в глаза.
- А теперь скажи мне честно. Ты с ней спал?
- Нет,- тихо ответил Нигер, опустив ресницы.
- Я так и знал. "Жена"…- Бульбак усмехнулся. Она стало быть свободная баба. Заметь, баба, а не девчонка. Ей надо. Девчонкам не так хочется, а она замужем пожила, ребенка родила. Она в любую минуту трахача себе может найти, если еще не нашла. Смотреть надо за ней в оба! Самому затрахать по самое не хочу, чтоб другой не обошел. Чё ты тянешь с этим, а? Дурак что ли, не понимаешь? Сделай ее. А когда надоест – отдашь мне.
- Нет, этого не будет! Не отдам.
- Да ладно, не ори. Я это к тому сказал, чтоб она в чужие руки не ушла. Бери ее немедленно, и держи ее как следует. Вот и весь тебе совет мой.
Нигер молчал, опустив голову, прятал глаза от Бульбака.
- Не получается – поможем, подержим. Не впервой. Все будет чистенько. Как с Лидкой у тебя было? Тоже брыкалась как: « Не хочу азиата, не хочу казаха…»
Как ты эту Лидку ни обхаживал, у тебя ничего не получилось. Помнишь, как мы ее с Чесом под тебя положили? Подержали ее аккуратненько так… Потом чаек попили, спокойно посидели…
Бульбак продолжал уже смеясь:
- А потом, когда ты ее захотел еще разок, она нам говорит: "Уходите, ребята, он мне понравился"…
А вот встречаю ее позавчера, довязалась с вопросами, почему ты еще не зашел к ней ни разу, как приехал. Совсем забыла, как укусила меня за руку, сучка, когда я ее держал в первый раз. А ты бы вот взял и зашел к этой Лидке.
Тебе надо охотку сбить, чтоб по Маринке с ума не съе..ться.
- Не хочу.
- Ну-ну, тогда я сегодня же к ней загляну. Не возражаешь? Жалко бабенку, не хуже Марины ведь, да и похожа на нее немножко.
- Забирай ее нах..й.
- Ну, а ты давай посмелей. Во времени не проиграй только, подсуетись, друг. А мы всегда поможем, если что. Она, по-любому, будет твоя, пока сам ее не бросишь ради следующей пи…ды, уж я–то знаю как горячо ты в них влюбляешься, и как у тебя это славно проходит, когда нае…шься, - смеясь говорил Бульбак, ласково потрепав потрепав Нигера за ухо.
Тот улыбнулся, и хотя не был согласен с этими словами друга, спорить не стал.
Потому что, как всегда, после разговоров с Бульбаком, после его умных слов и ласковых прикосновений, было хорошо на душе, ясно и просто.
У Бульбака тоже было очень хорошее настроение.
Они встали, и прежде, чем пошли на субботник, Бульбак обнял друга, похлопав его по спине. Нигер тоже его обнял, по - детски прижавшись щекой к щеке, не выпуская друга из своих рук. Бульбаку не очень-то приятно было чувствовать эту мокрую от слез щеку, но он терпеливо стоял, сильно прижатый всем своим корпусом к Нигеру.
Он даже вытер его слезы своим платком и опять поласкал руками черную кудрявую голову. Нигер еще потерся своим телом, лицом об Бульбака, довольно-таки напряженно и чувственно, прижался губами ко лбу, щекам его, потом только отпустил.
« Какая это была, смешная по-бабски сентиментальная сцена, ох и дикий же он...Черный Мальчик...Значит, это будет Черный Мальчик, который, если мне потребуется, всегда готов будет сделать черное дело...Ласкается ко мне, как собака. Однако можно позволять ему ласкаться и посильней, это укрепляет его преданность… Ласка и мягкость, чередуясь со строгостью и полным повиновением мне, рождает его железную преданность и дисциплину»,- размышлял Бульбак, когда они сбегали по лестнице.
На улице была все та же веселая кутерьма, крики, смех,
бесиловка и работа в ударных темпах на глазах у всего общежития.
И большое доброе солнце радостно высвечивало и обнимало всех, хороших и плохих, глупых и умных….
Продолжение следует.
Марина Славянка.
