Суть языческого подвига очевидна. Стать круче всех. Замочить льва, гидру, уложить Прокруста на его собственное ложе, развести Атланта на добывание яблок Гесперид... Ряд можно продолжить до бесконечности, но суть ясна: "Я мэн крутой, я круче всех мужчин".
Замочив всяческих жутких монстров вокруг себя, человек с удивлением обнаружил, что он - самый жуткий монстр из всех ранее замоченных. Он более живуч, изворотлив, жесток...
<...>
Ну, а если вдруг появилось желание отличаться от чудовищ не количественно, а качественно - как тут быть? Вероятно, уничтожая в себе те черты, которые делают зверя зверем. Ярость, злобу, жестокость, алчность...
В средневековых наставлениях для подрастающего поколения аристократов жизнь рисовалась как непрерывный турнир, где противниками выступают Сэр Гнев, Сэр Алчность, Сэр Гордыня и т.д.
<...>
Я не собираюсь давать здесь каких-то оценок, типа "это хорошо" или "это плохо". Но если несколько миллионов людей в течение нескольких сотен лет считали подобного рода умонастроения значимыми и ценными, то от этого нельзя просто так отмахнуться - как от курьеза, анекдота, ошибки, глупости или случайности.
Во всяком случае, это заслуживает более серьезного отношения, нежели просто отпинывание с пути как несущественный хлам.
Суть языческого подвига сегодня, увы неочевидна. Предложенная трактовка - христианизированная пародия.
Суть же в следующем. Пифагореизм утверждает сущностное равенство Чисел. И хотя Первочислом является Монада, она раскрывается в остальных девяти Числах (тайной тайн пифагореизма, являющегося концептуальной основой античного "язычества" было Число
Ноль, за разглашение его существования ученика ждала смерть). Т. о. трансцендентное является человеку, не как Единый Б-г, а как некое ситуативное Число (божество). Числа вступают в диалектические конфликты, разрешение которых зависит от Героя, находящегося в интимных отношениях с тем или иным Числом.
Языческий Герой занят всем комплексом восхождения к трансцендентному, включая уничтожение монстра в себе (в этой связи характерно самосожжение Геракла, после которого он стал Олимпийцем). Но это активный, здесь-и-сейчас, путь, имеющий сугубо материальные эквиваленты, в виде уничтожения той или иной сущности, выступающей, как издержки космогонического "производства" и препятствие "нормальному" космогоническому процессу. Т. е. Герой является партнёром Чисел. Он не на словах, а на деле принял некое Число в себя, стал Числом. Так, исходные Десять Чисел-Олимпийцев превратились в Двенадцать, когда в их число вошли Герои Дионис и Геракл. Т. о. смысл "языческого" подвига - активное действие (
свобода), направленное к превращению Героя в Абсолют.
В христианстве же Б-г раз и навсегда Один, хотя и предпринимались некоторые попытки привить "язычество" к иудохристианскому догматическому корню. Смерть - свидание с Б-гом, в ней "нет ни эллина, ни иудея", но мнимое "единение" с Ним строится на его восхвалениях, т. е. субъект остаётся чужд его Сущности, его божественности...
Собственно, в этом и состояла суть христианского подвига. Уничтожить в себе то, что роднит со зверем. И враг здесь был более могущественный, нежели у античных героев. Геракл замочил всего лишь льва. А христианскому подвижнику предстояла схватка с гораздо более могучим зверем - с самим Гераклом. По капле изживая его из себя.
Античный Герой сражается не с Гидрой, или Медузой - он сражается с Абсолютом, явдяющимся каждый раз в разных обличиях. Это то же, что в буддизме: "встретишь Будду - убей".
А вообще интересно, как это человек, высоко ценящий староверов, сам каким-то образом (пусть опосредованно) причисляющий себя к ним, может столь пренебрежительно третировать христианство. Как-то не очень логично получается.
Старообрядчество есть более аутентичная, но в то же время, более оптимальная, чем РПЦ, версия православия. В нём, повторюсь, есть рационализм, нет фанатической приверженности абсурду и практик разводилова. Но Знание в полном объёме не сохранилось и там - на каком этапе оно было утрачено - вопрос открытый. Поскольку рудименты Знания, а главное, культ приверженности Истине в нём всё-таки есть, я его ценю.
